Жануся
03.08.2018, 12:50
- Она очень некрасиво жрет арбуз! - говорит мой друг. - Я ее брошу.
- Из-за арбуза?!
- Из-за арбуза. Понимаешь, я, когда вижу, что она меня тащит во фруктовый ряд в супермаркете, сразу весь испариной покрываюсь. Чувствую трагичное. Говорю: «Ты, котик мой, винограду захотела, да?». Она мне: «Нет, зайчик, не винограду». Я говорю: «Может голубики, душа моя?» А она: «Нет, драгоценный, не голубики», - и тянет меня нежно за рукав, словно в спальню. «А что? Яблочки? Персики? Сливы? Дыньку хотя бы?» А она: «Нет, любимый! Я хочу арбузик!» И катит, сука, двенадцатикилограммовый на весы. Раком станет и двумя руками толкает ягодку размером с мое горе. А когда устает, ногой его так нежно подпихивает, будто прощупывает живой он или помер. Потом на кассу, в машину, на кухню. Я ей говорю: «Давай, родная, я тебе арбузик почищу. Кубиками нарежу, м? Красиво все сделаю, как в ресторане» А она мне: «Не нужно, сладкий, не утруждайся, я сама». И знаешь, что делает? Хуяк его ножом посередине на две половинки и все. Вся сервировка! Берет ложку, садится на диван полулежа, кладет на пузо пиздюка этого алого и давай наяривать! Минут семь ложкой и ртом работает, потом начинает постанывать. «Я, - говорит, - бусеночек, умираю. Дышать не могу, вызывай скорую». И косточки по бороде спускает. «Так может, солнышко мое на голову ударенное, - отвечаю, - стоит арбузик больше не есть? Перестать откушивать шикарной жизни? Отодвинуть?». И это ее будто подстегивает, представляешь? Глаза загораются, спина вытягивается, мускулы руки у ложки твердеют. «Не отдам!», и снова давай его жрать. Щеки розовым отливают, по локтем течет, волосы, периодически окунаясь в этот тазик с жижей, блестят, как у морского льва. Неописушка, какой пиздец. Еще через 10 минут стоны усиливаются: «Я, - говорит, - бельчонок, кажется, сдыхаю. Пузу – жопа, жопе – вафли. Рожаю я. Посмотри на живот, он сейчас даст трещину, нашим первенцем станет ягодный мякиш. Назовем его Ашот? В честь продавца. Спаси меня». «Так может, гаденькая моя девочка, - отвечаю, - просто, блядь, перестанешь есть это?! Ведь необязательно же за один заход 6 килограммов в себя упокоить. Можно же чуть-чуть! Грамм двести! По-человечески! Ну я тебя прошу…» Не успеваю я договорить, как у нее глаза кровью наливаются (а может это уже арбузный сок к мозгу подошел?). Она расстегивает ширинку, бежит в туалет, возвращается в комнату и говорит: «Все, малыш! Все хорошо. Не беспокойся. Я спаслась!» И идет на кухню за второй половинкой.
- Перетерпи до октября, - говорю я. - Там сезон закончиться, глядишь, она и про тебя вспомнит.
- Нет в этой женщине бога, - отвечает мой друг. - Когда закончится арбуз, начнется айва, хурма и апельсины, еще какая-нибудь шляпа! Можно я лучше сейчас ее брошу?
Можно.
Потому что это у него не по-настоящему. Ведь в любимой женщине нравится все. Даже присохшая к сосочку арбузная косточка.
(С) Евгения Плихина*смешно*
- Из-за арбуза?!
- Из-за арбуза. Понимаешь, я, когда вижу, что она меня тащит во фруктовый ряд в супермаркете, сразу весь испариной покрываюсь. Чувствую трагичное. Говорю: «Ты, котик мой, винограду захотела, да?». Она мне: «Нет, зайчик, не винограду». Я говорю: «Может голубики, душа моя?» А она: «Нет, драгоценный, не голубики», - и тянет меня нежно за рукав, словно в спальню. «А что? Яблочки? Персики? Сливы? Дыньку хотя бы?» А она: «Нет, любимый! Я хочу арбузик!» И катит, сука, двенадцатикилограммовый на весы. Раком станет и двумя руками толкает ягодку размером с мое горе. А когда устает, ногой его так нежно подпихивает, будто прощупывает живой он или помер. Потом на кассу, в машину, на кухню. Я ей говорю: «Давай, родная, я тебе арбузик почищу. Кубиками нарежу, м? Красиво все сделаю, как в ресторане» А она мне: «Не нужно, сладкий, не утруждайся, я сама». И знаешь, что делает? Хуяк его ножом посередине на две половинки и все. Вся сервировка! Берет ложку, садится на диван полулежа, кладет на пузо пиздюка этого алого и давай наяривать! Минут семь ложкой и ртом работает, потом начинает постанывать. «Я, - говорит, - бусеночек, умираю. Дышать не могу, вызывай скорую». И косточки по бороде спускает. «Так может, солнышко мое на голову ударенное, - отвечаю, - стоит арбузик больше не есть? Перестать откушивать шикарной жизни? Отодвинуть?». И это ее будто подстегивает, представляешь? Глаза загораются, спина вытягивается, мускулы руки у ложки твердеют. «Не отдам!», и снова давай его жрать. Щеки розовым отливают, по локтем течет, волосы, периодически окунаясь в этот тазик с жижей, блестят, как у морского льва. Неописушка, какой пиздец. Еще через 10 минут стоны усиливаются: «Я, - говорит, - бельчонок, кажется, сдыхаю. Пузу – жопа, жопе – вафли. Рожаю я. Посмотри на живот, он сейчас даст трещину, нашим первенцем станет ягодный мякиш. Назовем его Ашот? В честь продавца. Спаси меня». «Так может, гаденькая моя девочка, - отвечаю, - просто, блядь, перестанешь есть это?! Ведь необязательно же за один заход 6 килограммов в себя упокоить. Можно же чуть-чуть! Грамм двести! По-человечески! Ну я тебя прошу…» Не успеваю я договорить, как у нее глаза кровью наливаются (а может это уже арбузный сок к мозгу подошел?). Она расстегивает ширинку, бежит в туалет, возвращается в комнату и говорит: «Все, малыш! Все хорошо. Не беспокойся. Я спаслась!» И идет на кухню за второй половинкой.
- Перетерпи до октября, - говорю я. - Там сезон закончиться, глядишь, она и про тебя вспомнит.
- Нет в этой женщине бога, - отвечает мой друг. - Когда закончится арбуз, начнется айва, хурма и апельсины, еще какая-нибудь шляпа! Можно я лучше сейчас ее брошу?
Можно.
Потому что это у него не по-настоящему. Ведь в любимой женщине нравится все. Даже присохшая к сосочку арбузная косточка.
(С) Евгения Плихина*смешно*