Ларсен
28.04.2015, 12:34
Одной из своих главных задач советский режим считал воспитание человека коммунистического общества – идеальной личности нового типа. Такому человеку должны были быть чужды индивидуализм, собственнические интересы и ценности. Основу его мировоззрения должны были составлять коллективизм и преданность общественным интересам. В 1961 году XXII Съезд КПСС утвердил «Моральный кодекс строителя коммунизма». Считалось, что именно такой, коллективистский тип личности соответствует условиям социализма и коммунизма – общества, где отсутствует частная собственность.
Однако советская мораль не была лишена внутренних противоречий. С одной стороны, она претендовала на общечеловеческий характер провозглашаемых ею ценностей, с другой же – отстаивала идею классового характера морали. Иными словами, нравственным объявлялось все, что служило интересам социализма и рабочего класса. В годы революции и гражданской войны, а также в период сталинской диктатуры, классовым характером морали оправдывали массовые репрессии, в том числе и по отношению к целым социальным группам («социально чуждым элементам») и народам, которые подозревались в нелояльности к советской власти. Груз совершенных во имя победы социализма преступлений, значительная часть которых осталась безнаказанными (большинство причастных к ним лиц благополучно – и даже в почете – дожили до старости), способствовал моральной дискредитации советского строя.
По мере разочарования большинства населения страны в коммунистической идеологии нормы Морального кодекса стали рассматриваться многими гражданами как ханжество и лицемерие. Прежде всего, возмущение вызывал образ жизни советской номенклатуры, который резко контрастировал с рассуждениями о равенстве всех советских людей и о повышении их уровня жизни. Пословицей стали строки из стихотворения Евгения Аграновича «Еврей-священник» (1962): «Кто проповедь прочесть желает людям, тот жрать не должен слаще, чем они». В годы перестройки критика номенклатурных привилегий стала одним из главных аспектов формирующейся демократической идеологии.
Однако еще более важным было то, что советская власть, вопреки своим претензиям, на деле опиралась не на лучшие, гуманистические традиции мировой культуры, а на низкие, темные стороны человеческой природы. Эта мысль была характерна для «неофициальной» советской литературы, которая в конце 80-х годов впервые становится доступной широкому читателю. Она рисовала совсем другие образы советских людей, нежели официальная литература социалистического реализма, воспевавшая их героический труд, душевное благородство и готовность к самопожертвованию.
Бесчеловечность тоталитарного режима и убожество повседневной жизни, порождавшие столь же убогих «строителей коммунизма», были важными темами неофициальной советской литературы, от Андрея Платонова и Даниила Хармса до Юрия Трифонова и Вениамина Ерофеева. Не случаен, в частности, успех в годы перестройки повести Михаила Булгакова «Собачье сердце» (написанной в 1925-м, но опубликованной в СССР только в 1987 году), равно как и одноименного телевизионного фильма режиссера Владимира Бортко (1988), где советские активисты выведены ничтожными и морально разложившимися людьми. Литература и кинематограф эпохи перестройки выступали с нелицеприятной критикой язв советского общества, о которых раньше невозможно было даже упомянуть в подцензурных произведениях: массового доносительства, стяжательства, наркомании, проституции . Образ советского человека в глазах многих советских людей к концу 80-х годов стал противоположностью нравственно чистому «человеку будущего», которого изображали романы социалистического реализма.
Отрицая «ханжескую советскую мораль», демократическая идеология конца 80 – начала 90-х годов противопоставляла ей, прежде всего, идею разумного индивидуализма, характерного, как тогда казалось многим советским людям, для западного демократического общества. Образ Запада был прямой противоположностью той карикатуры на капитализм, которую предлагали и советское искусство, и средства массовой информации. Под влиянием голливудских фильмов и рассказов побывавших за границей советских людей Запад представлялся советским людям обществом, живущим в изобилии и уверенным в завтрашнем дне. То, что на Западе тоже были острые социальные проблемы, часто казалось преувеличениями советской пропаганды. В итоге многим советским людям капитализм стал казаться не только более развитым, но и более справедливым обществом, чем социализм. Многие советские люди надеялись, что переход к рынку и демократии позволит в считанные годы построить такое общество и в России.
Но отрицание советской морали таило в себе серьезные проблемы. Советские люди были все-таки воспитаны в советском обществе, и для многих из них отказ от привычных ценностей и традиций был личной трагедией. Но даже и те, кто осуждал многие черты советского общества, не имели опыта жизни в другом обществе. Отказываясь от советской морали, они просто не знали, какой может быть другая мораль. Многие из них были психологически не готовы к условиям конкуренции на рынке, который может быть эффективным, только если люди сами отвечают за себя и не ждут, что в случае неуспеха кто-то, например государство, покроет их долги (к чему давно привыкли руководители советских предприятий). К тому же появление новых возможностей обогащения быстро обесценило принятые в советском обществе символы благосостояния и жизненного успеха. Многие люди, ощущавшие себя зажиточными по советским стандартам, по новым стандартам могли показаться едва ли не неудачниками, что создавало сложные психологические проблемы.
Вместе с тем новые возможности обогащения зачастую представляли собой слишком сильный соблазн и побуждали некоторых людей преступать все моральные запреты. Такие люди оправдывали себя тем, что в реальной жизни капиталистического общества действует суровый закон естественного отбора – выживает сильнейший. Отсюда они заключали, что любая мораль, а отнюдь не только советская, является ханжеством и лицемерием. Культ силы стал одной из характерных черт социально-психологического климата начала эпохи рыночных реформ. В результате у многих россиян сложилось убеждение, что успех в новом обществе неразрывно связан с аморальным, а то и прямо преступным поведением (что, конечно, на деле отнюдь не было общим правилом).
Трудности переходного периода с неизбежностью породили у многих россиян ощущение морального вакуума, вседозволенности. Иначе говоря, вызвали морально-психологический кризис постсоветского общества.
Одной из особенностей формирующегося российского капитализма была связь бизнеса с криминалом. Криминализация общества вообще типична для периодов социальных потрясений, в том числе и для периодов распада тоталитарных и авторитарных режимов, когда происходит временное ослабление государственной власти.
В российском случае криминальная обстановка усугублялась в конце 80-х – начале 90-х годов рядом факторов. Во-первых, важным источником формирования российского капитализма стала возникшая еще в советский период «теневая экономика», тесно связанная с преступным миром. Во-вторых, сопротивление реформам со стороны советской номенклатуры привело к возникновению крайне запутанного экономического законодательства. Вести бизнес, соблюдая все законы, было зачастую малореальным. В этих условиях российским бизнесменам, да и рядовым россиянам, пригодился опыт обходить законы, который многие из них приобрели в советский период. Кроме того, приватизация уже в конце 80-х годов обернулась незаконным или полузаконным присвоением директорами предприятий государственного имущества, что также способствовало криминализации бизнеса . Уже в конце 80-х годов у российских бизнесменов появляются бандитские «крыши», часто в форме службы охраны.
Рука об руку с криминализацией бизнеса происходило вовлечение в коррупцию многих представителей власти. Убийства бизнесменов и отвечавших за экономическую политику (в частности, за приватизацию) государственных чиновников стали обычным делом в начале 90-х годов. Организованная преступность являлась в этот период одной из главных проблем российского общества, и только во второй половине десятилетия началось постепенное наведение порядка.
Важным фактором подъема преступности в начале 90-х годов стали безработица, невыплаты зарплат и падение жизненного уровня значительной части населения страны. По данным МВД, число людей, совершивших преступления, увеличилось с 900 тыс. человек в 1990 году до 1,7 млн в 2000 году. При этом правоохранительные органы, получавшие недостаточную государственную поддержку и оказавшиеся не готовыми к работе в новых условиях, часто боролись с преступностью недопустимыми методами, а порой и сами вовлекались в деятельность преступных группировок. В докладе «О соблюдении прав человека и гражданина в Российской Федерации в 1993 году», представленном Борису Ельцину Комиссией по правам человека при Президенте РФ в июне 1994 года, говорилось: «В сознание работников правоохранительных органов с трудом внедряются убеждения о верховенстве прав человека в практике толкования и применения закона. <...> виновные в грубых нарушениях прав человека редко привлекаются к ответственности».
В этих условиях неписаные законы («понятия») криминальной среды нередко стали восприниматься как правила поведения в бизнесе и в обществе. Массовая литература, телевидение и кинематограф 90-х годов отдали должное романтизации бандитизма и распространению культа силы. Они же способствовали распространению форм речи и стиля поведения, характерных для криминального мира.
Ослабление нравственных запретов нашло своеобразное выражение и в изменении многих стереотипов поведения. Общество постепенно раскрепощалось, но не все и не сразу научились пользоваться этой свободой. Например, нецензурная лексика, которая была характерна для повседневной речи многих советских людей, но не допускалась цензурой в печать или на телевидение, теперь стала типичной не только для продуктов массовой культуры, но и для произведений высокой литературы . Резко изменились и представления о том, что значит прилично одеваться и вести себя в обществе. В советское время милиция могла задержать вызывающе одетых или подвыпивших людей и сообщить «по месту работы» об их «антиобщественном поведении», что было чревато неприятностями. В 90-е годы подобный контроль существенно ослабел. При этом понижение уровня жизни части россиян и резко расширившиеся возможности потребления привели к тому, что многие стали одеваться вульгарно и безвкусно. Лишь к концу десятилетия, причем в основном в крупных городах, получила развитие новая бытовая культура, приближенная к стандартам потребления и поведения, характерным для развитых стран.
Изменения в гендерных отношениях и в сексуальном поведении, имевшие место в российском обществе 90-х годов, также сопровождались снятием многих привычных с советских времен запретов, что нередко воспринималось как проявление глубокого морального разложения .
Различные политические и общественные силы пытались в 90-е годы предложить решение проблем, порожденных кризисом советской морали. В частности, образовавшийся моральный вакуум пытались заполнить религиозностью. К такому решению склонялись многие политики националистической и прокоммунистической ориентации. Так, Коммунистическая партия Российской Федерации, вопреки марксистской теории и научному атеизму, в 90-е годы включила в свою программу идею возрождения православия как исторической религии России, призванной способствовать нравственному возрождению народа .Православная церковь неоднократно заявляла о готовности взять на себя ответственность за нравственное здоровье россиян и добивалась введения в школах уроков Закона Божия. С аналогичными заявлениями выступали и представители других конфессий. Многие россияне также возлагали свои надежды на религию. В этом, безусловно, одна из причин того факта, что значительное большинство населения страны (свыше 80%), по данным социологических опросов, заявляет о своей принадлежности к той или иной конфессии. Однако реальное влияние религии на сознание и поведение россиян было гораздо более скромным. Нередко оно сводилось к следованию некоторым обрядам и связанным с церковными праздниками бытовым традициям.
В сложных экономических и политических условиях шел поиск обществом новых нравственных принципов. Люди пытались примирить в своем сознании привычные советские ценности и новый социальный опыт. Глубокие изменения общественного строя неизбежно сопровождались острым социально-психологическим кризисом. Новая система ценностей не успела сложиться за 90-е годы, но для большинства россиян несомненную ценность представляли идеи эволюционного развития и гражданского мира, что позволило сравнительно мирно пройти болезненный переходный период от социализма к капитализму, период распада старой системы норм и ценностей .
Моральный кодекс строителя коммунизма, утвержденный XXII съездом КПСС в 1961 году
Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей.
Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
Из книги Бориса Ельцина «Президентский марафон»
Россия устала от революций. Устала даже от самого слова, обозначающего либо бунт, либо социальный катаклизм невиданной силы.
Мы – против революций. Наелись ими в ХХ веке.
<…> Российское общество поддержало демократию на самом важном, переломном этапе политических преобразований. Но оно не хотело и не хочет никаких катаклизмов. Ему глубоко противны сами понятия «классовая борьба» и «социальная борьба». В сознании россиян революция – это потрясение, голод, разруха.<…>
Страна отвергла любые попытки навязать что-то силой. Тот, кто первым брался за оружие, проигрывал. Так было и в девяносто первом, и в девяносто третьем годах.
http://history4you.ru/web/main/-/%D0%BD%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D 0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B8-%D0%B8-%D0%BF%D1%81%D0%B8%D1%85%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D 0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B8-%D0%BA%D0%BB%D0%B8%D0%BC%D0%B0%D1%82-%D0%B2-90-%D0%B5-%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D1%8B
Однако советская мораль не была лишена внутренних противоречий. С одной стороны, она претендовала на общечеловеческий характер провозглашаемых ею ценностей, с другой же – отстаивала идею классового характера морали. Иными словами, нравственным объявлялось все, что служило интересам социализма и рабочего класса. В годы революции и гражданской войны, а также в период сталинской диктатуры, классовым характером морали оправдывали массовые репрессии, в том числе и по отношению к целым социальным группам («социально чуждым элементам») и народам, которые подозревались в нелояльности к советской власти. Груз совершенных во имя победы социализма преступлений, значительная часть которых осталась безнаказанными (большинство причастных к ним лиц благополучно – и даже в почете – дожили до старости), способствовал моральной дискредитации советского строя.
По мере разочарования большинства населения страны в коммунистической идеологии нормы Морального кодекса стали рассматриваться многими гражданами как ханжество и лицемерие. Прежде всего, возмущение вызывал образ жизни советской номенклатуры, который резко контрастировал с рассуждениями о равенстве всех советских людей и о повышении их уровня жизни. Пословицей стали строки из стихотворения Евгения Аграновича «Еврей-священник» (1962): «Кто проповедь прочесть желает людям, тот жрать не должен слаще, чем они». В годы перестройки критика номенклатурных привилегий стала одним из главных аспектов формирующейся демократической идеологии.
Однако еще более важным было то, что советская власть, вопреки своим претензиям, на деле опиралась не на лучшие, гуманистические традиции мировой культуры, а на низкие, темные стороны человеческой природы. Эта мысль была характерна для «неофициальной» советской литературы, которая в конце 80-х годов впервые становится доступной широкому читателю. Она рисовала совсем другие образы советских людей, нежели официальная литература социалистического реализма, воспевавшая их героический труд, душевное благородство и готовность к самопожертвованию.
Бесчеловечность тоталитарного режима и убожество повседневной жизни, порождавшие столь же убогих «строителей коммунизма», были важными темами неофициальной советской литературы, от Андрея Платонова и Даниила Хармса до Юрия Трифонова и Вениамина Ерофеева. Не случаен, в частности, успех в годы перестройки повести Михаила Булгакова «Собачье сердце» (написанной в 1925-м, но опубликованной в СССР только в 1987 году), равно как и одноименного телевизионного фильма режиссера Владимира Бортко (1988), где советские активисты выведены ничтожными и морально разложившимися людьми. Литература и кинематограф эпохи перестройки выступали с нелицеприятной критикой язв советского общества, о которых раньше невозможно было даже упомянуть в подцензурных произведениях: массового доносительства, стяжательства, наркомании, проституции . Образ советского человека в глазах многих советских людей к концу 80-х годов стал противоположностью нравственно чистому «человеку будущего», которого изображали романы социалистического реализма.
Отрицая «ханжескую советскую мораль», демократическая идеология конца 80 – начала 90-х годов противопоставляла ей, прежде всего, идею разумного индивидуализма, характерного, как тогда казалось многим советским людям, для западного демократического общества. Образ Запада был прямой противоположностью той карикатуры на капитализм, которую предлагали и советское искусство, и средства массовой информации. Под влиянием голливудских фильмов и рассказов побывавших за границей советских людей Запад представлялся советским людям обществом, живущим в изобилии и уверенным в завтрашнем дне. То, что на Западе тоже были острые социальные проблемы, часто казалось преувеличениями советской пропаганды. В итоге многим советским людям капитализм стал казаться не только более развитым, но и более справедливым обществом, чем социализм. Многие советские люди надеялись, что переход к рынку и демократии позволит в считанные годы построить такое общество и в России.
Но отрицание советской морали таило в себе серьезные проблемы. Советские люди были все-таки воспитаны в советском обществе, и для многих из них отказ от привычных ценностей и традиций был личной трагедией. Но даже и те, кто осуждал многие черты советского общества, не имели опыта жизни в другом обществе. Отказываясь от советской морали, они просто не знали, какой может быть другая мораль. Многие из них были психологически не готовы к условиям конкуренции на рынке, который может быть эффективным, только если люди сами отвечают за себя и не ждут, что в случае неуспеха кто-то, например государство, покроет их долги (к чему давно привыкли руководители советских предприятий). К тому же появление новых возможностей обогащения быстро обесценило принятые в советском обществе символы благосостояния и жизненного успеха. Многие люди, ощущавшие себя зажиточными по советским стандартам, по новым стандартам могли показаться едва ли не неудачниками, что создавало сложные психологические проблемы.
Вместе с тем новые возможности обогащения зачастую представляли собой слишком сильный соблазн и побуждали некоторых людей преступать все моральные запреты. Такие люди оправдывали себя тем, что в реальной жизни капиталистического общества действует суровый закон естественного отбора – выживает сильнейший. Отсюда они заключали, что любая мораль, а отнюдь не только советская, является ханжеством и лицемерием. Культ силы стал одной из характерных черт социально-психологического климата начала эпохи рыночных реформ. В результате у многих россиян сложилось убеждение, что успех в новом обществе неразрывно связан с аморальным, а то и прямо преступным поведением (что, конечно, на деле отнюдь не было общим правилом).
Трудности переходного периода с неизбежностью породили у многих россиян ощущение морального вакуума, вседозволенности. Иначе говоря, вызвали морально-психологический кризис постсоветского общества.
Одной из особенностей формирующегося российского капитализма была связь бизнеса с криминалом. Криминализация общества вообще типична для периодов социальных потрясений, в том числе и для периодов распада тоталитарных и авторитарных режимов, когда происходит временное ослабление государственной власти.
В российском случае криминальная обстановка усугублялась в конце 80-х – начале 90-х годов рядом факторов. Во-первых, важным источником формирования российского капитализма стала возникшая еще в советский период «теневая экономика», тесно связанная с преступным миром. Во-вторых, сопротивление реформам со стороны советской номенклатуры привело к возникновению крайне запутанного экономического законодательства. Вести бизнес, соблюдая все законы, было зачастую малореальным. В этих условиях российским бизнесменам, да и рядовым россиянам, пригодился опыт обходить законы, который многие из них приобрели в советский период. Кроме того, приватизация уже в конце 80-х годов обернулась незаконным или полузаконным присвоением директорами предприятий государственного имущества, что также способствовало криминализации бизнеса . Уже в конце 80-х годов у российских бизнесменов появляются бандитские «крыши», часто в форме службы охраны.
Рука об руку с криминализацией бизнеса происходило вовлечение в коррупцию многих представителей власти. Убийства бизнесменов и отвечавших за экономическую политику (в частности, за приватизацию) государственных чиновников стали обычным делом в начале 90-х годов. Организованная преступность являлась в этот период одной из главных проблем российского общества, и только во второй половине десятилетия началось постепенное наведение порядка.
Важным фактором подъема преступности в начале 90-х годов стали безработица, невыплаты зарплат и падение жизненного уровня значительной части населения страны. По данным МВД, число людей, совершивших преступления, увеличилось с 900 тыс. человек в 1990 году до 1,7 млн в 2000 году. При этом правоохранительные органы, получавшие недостаточную государственную поддержку и оказавшиеся не готовыми к работе в новых условиях, часто боролись с преступностью недопустимыми методами, а порой и сами вовлекались в деятельность преступных группировок. В докладе «О соблюдении прав человека и гражданина в Российской Федерации в 1993 году», представленном Борису Ельцину Комиссией по правам человека при Президенте РФ в июне 1994 года, говорилось: «В сознание работников правоохранительных органов с трудом внедряются убеждения о верховенстве прав человека в практике толкования и применения закона. <...> виновные в грубых нарушениях прав человека редко привлекаются к ответственности».
В этих условиях неписаные законы («понятия») криминальной среды нередко стали восприниматься как правила поведения в бизнесе и в обществе. Массовая литература, телевидение и кинематограф 90-х годов отдали должное романтизации бандитизма и распространению культа силы. Они же способствовали распространению форм речи и стиля поведения, характерных для криминального мира.
Ослабление нравственных запретов нашло своеобразное выражение и в изменении многих стереотипов поведения. Общество постепенно раскрепощалось, но не все и не сразу научились пользоваться этой свободой. Например, нецензурная лексика, которая была характерна для повседневной речи многих советских людей, но не допускалась цензурой в печать или на телевидение, теперь стала типичной не только для продуктов массовой культуры, но и для произведений высокой литературы . Резко изменились и представления о том, что значит прилично одеваться и вести себя в обществе. В советское время милиция могла задержать вызывающе одетых или подвыпивших людей и сообщить «по месту работы» об их «антиобщественном поведении», что было чревато неприятностями. В 90-е годы подобный контроль существенно ослабел. При этом понижение уровня жизни части россиян и резко расширившиеся возможности потребления привели к тому, что многие стали одеваться вульгарно и безвкусно. Лишь к концу десятилетия, причем в основном в крупных городах, получила развитие новая бытовая культура, приближенная к стандартам потребления и поведения, характерным для развитых стран.
Изменения в гендерных отношениях и в сексуальном поведении, имевшие место в российском обществе 90-х годов, также сопровождались снятием многих привычных с советских времен запретов, что нередко воспринималось как проявление глубокого морального разложения .
Различные политические и общественные силы пытались в 90-е годы предложить решение проблем, порожденных кризисом советской морали. В частности, образовавшийся моральный вакуум пытались заполнить религиозностью. К такому решению склонялись многие политики националистической и прокоммунистической ориентации. Так, Коммунистическая партия Российской Федерации, вопреки марксистской теории и научному атеизму, в 90-е годы включила в свою программу идею возрождения православия как исторической религии России, призванной способствовать нравственному возрождению народа .Православная церковь неоднократно заявляла о готовности взять на себя ответственность за нравственное здоровье россиян и добивалась введения в школах уроков Закона Божия. С аналогичными заявлениями выступали и представители других конфессий. Многие россияне также возлагали свои надежды на религию. В этом, безусловно, одна из причин того факта, что значительное большинство населения страны (свыше 80%), по данным социологических опросов, заявляет о своей принадлежности к той или иной конфессии. Однако реальное влияние религии на сознание и поведение россиян было гораздо более скромным. Нередко оно сводилось к следованию некоторым обрядам и связанным с церковными праздниками бытовым традициям.
В сложных экономических и политических условиях шел поиск обществом новых нравственных принципов. Люди пытались примирить в своем сознании привычные советские ценности и новый социальный опыт. Глубокие изменения общественного строя неизбежно сопровождались острым социально-психологическим кризисом. Новая система ценностей не успела сложиться за 90-е годы, но для большинства россиян несомненную ценность представляли идеи эволюционного развития и гражданского мира, что позволило сравнительно мирно пройти болезненный переходный период от социализма к капитализму, период распада старой системы норм и ценностей .
Моральный кодекс строителя коммунизма, утвержденный XXII съездом КПСС в 1961 году
Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей.
Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
Из книги Бориса Ельцина «Президентский марафон»
Россия устала от революций. Устала даже от самого слова, обозначающего либо бунт, либо социальный катаклизм невиданной силы.
Мы – против революций. Наелись ими в ХХ веке.
<…> Российское общество поддержало демократию на самом важном, переломном этапе политических преобразований. Но оно не хотело и не хочет никаких катаклизмов. Ему глубоко противны сами понятия «классовая борьба» и «социальная борьба». В сознании россиян революция – это потрясение, голод, разруха.<…>
Страна отвергла любые попытки навязать что-то силой. Тот, кто первым брался за оружие, проигрывал. Так было и в девяносто первом, и в девяносто третьем годах.
http://history4you.ru/web/main/-/%D0%BD%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D 0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B8-%D0%B8-%D0%BF%D1%81%D0%B8%D1%85%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D 0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B8-%D0%BA%D0%BB%D0%B8%D0%BC%D0%B0%D1%82-%D0%B2-90-%D0%B5-%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D1%8B