Оттуда же, из практики призыва.
"Однажды, когда янычарским агой был Пертев-паша, из Албании прибыл некий
сюрюджи. При проверке [огланов] в ведомстве аги ага, /
17б/ наблюдая [за ней] наверху лестницы, вдруг увидел среди этой партии [огланов] одного, который,
[59] не обращая внимания на лекаря, производившего проверку, чесал свой половой орган. Пертев-паша узнал, что этот оглан — сирота и что он был лишен отцовского воспитания. Подозвав его и расспросив, Пертев-паша [убедился], что [все] обстоит так, как ему о том доложили. Всех огланов этой партии без исключения отдали в Топхане. Из этой партии не взяли ни одного оглана, ибо, если есть хоть один, вызывающий сомнение, то достойны ли [остальные]
очага?
Чорваджи, который производил набор этих огланов, назначили диздаром
105 Мудона
106 с жалованьем 30 акче, а
сюрюджи и кятибов, главных [виновников происшедшего], выслали в тимары
107, чтобы другим был урок."
Замечу, Топхане - это не тюрьма, а всего лишь пушечный двор. Ну и сам подход логичен: можно скрыть свое происхождение от начальника, но нельзя от товарищей. Никто не стуканул - значит, верить нельзя им всем.
Да, тимар это тоже не тюрьма, а всего лишь деревенское имение. У кого один огород, у кого целая деревня.