Катастрофа....Шоа..

[Жануся]

Как больно...

Александр Гутин
МАРИК

Марик это маленький мальчик. Конечно, он-то себя маленьким не считает, потому что ему уже исполнилось шесть лет, а это, между прочим, не так уж мало.
Марик умеет сам одеваться. И гольфы, и даже рубашку. Да что там гольфы, он умеет даже застегивать пуговицу на помочах и застежку на сандалиях. А еще Марик умеет рисовать. В ящике комода лежат настоящие акварельные краски и беличьи кисточки. Это все Марику подарил папа. Только папы сейчас нет, он уехал. Мама говорит, что по делам.
Марик достает краски из комода и рисует все-все, что только хочет. Он любит рисовать маму. Мама у Марика красивая, у нее длинные каштановые волосы, а еще она всегда смеется, и от нее так вкусно пахнет. У нее есть такие специальные духи в маленькой бутылочке.
Еще Марик любит рисовать бабушку. Бабушка у Марика очень хорошая. От нее тоже вкусно пахнет, но не так, как от мамы, а по-другому, оладьями с яблоками. Если бы вы только знали, как Марик любит оладьи с яблоками! Пожалуй, ничего он так же не любит. Ну, может быть еще карамельных петушков на палочках, которые в горсаду продает тетя в крахмальном переднике и чепце. И еще, конечно, мороженое...
А еще Марик может нарисовать папу. Он высокий и сильный. Он носит очки, но они его совсем не портят. Папа очень умный и работает инженером.
Марик умеет рисовать голубое небо с облаками, деревья с зелеными листьями, траву, песчаную дорогу, оранжевое солнце и вообще, он умеет рисовать почти все.
Марик хотел бы стать художником. Но пока он еще маленький мальчик. Хотя ему уже шесть лет, а это, между прочим, не так уж и мало.
Было обычное летнее утро. Марик проснулся, умылся и вышел на кухню.
На кухне бабушка разговаривала с соседкой тетей Ниной Селезневой и Марика не заметила:
-Так что комод и стол ваш, Осиповна, я забираю себе.
-Как же так, Ниночка? Как же так? Мы же с тобой столько лет соседствуем...
-Да не причитай ты, Осиповна, тебе же лучше. Он у меня сохраннее будет. Ежели чего, верну... Ну, если все опять станет как было, сама понимаешь. У вас все равно мебеля конфискуют, не положено вам. Ну, сама подумай, лучше уж я заберу, чем чужие люди!
-Нина...Нина...
-Да что Нина-то? Ты скажи спасибо, что только комод и стол забираю. Вон Шварцманов, Фирку знаешь? Ну, медичка которая из травмопункта? Так тех вообще обобрали до нитки. Немцы -то вот-вот в город зайдут, может даже сегодня. Дочка-то твоя где?
-На вокзал пошла, может сможет билеты взять....
-Какие билеты, Осиповна? Не ходят поезда-то. Все, кончилось кино. Железку у Постышево взорвали, а Мишка мой на велосипеде на Авдошину Заимку гонял, говорит, танки там немецкие, вот такие огромные! Ну, какие билеты, Осиповна?
-Да что ты такое говоришь, Нина? Какие танки?
-Удивляюсь я вам, Осиповна. Евреи вроде, образование, книжек вон сколько по шкафам, а как дети малые. А, вот и внучек твой притопал. Здравствуй, деточка, на вот!
Тетя Нина Селезнева вынула из кармана кофты леденец с прилипшей к нему бумажной оберткой и протянула Марику.
Марик взял:
-Спасибо.
-На здоровье, деточка. Смотри какой вежливый он у вас, не то что мой Мишка, форменный оболтус.
-Нина, а ты про немцев не перепутала? Может...
-Не может, Осиповна, не может. Точно говорю. Так я тогда пришлю потом за мебелью? Шкаф я бы тоже забрала, только книжки ваши мне некуда девать.
И тут оглушительно грохнуло. Казалось, небо разорвалось пополам. С потолка посыпалась штукатурка, а в комоде жалобно зазвенела посуда.
Марик очень испугался. Он бросился к бабушке, прижимаясь к ней, а та рухнула на пол, увлекая Марика за собой.
Рядом, закрыв уши руками, лежала тетя Нина Селезнева.
Через десять минут все стихло.
И в город вошли немцы.
Наступил вечер, потом ночь, которая тоже закончилась, уступив место утру, звенящему тишиной.
-Вставай, майне ингеле, пора просыпаться- сказала бабушка Марику, присев на край его кровати и поцеловала в лоб.
Это было странным, бабушка никогда не будила Марика по утрам, обычно он сам просыпался и прибегал на теплую кухню, где бабушка готовила ему вкусный завтрак.
-А где мама?- заспанно спросил Марик- Она вернулась с вокзала?
-Нет- ответила бабушка- Пока не вернулась. Но она вернется. Потом. Просто нам пора, вставай, умывайся и собирайся.
-Куда?- спросил мальчик.
Бабушка не ответила и отвернулась.
Через полчаса Марик шел с бабушкой по улице. Было пасмурно и низкие тучи обещали вот-вот вылиться на землю летним дождем. Бабушка шла очень быстро, так, что Марик практически бежал, не отпуская ее руку. Во второй руке бабушка держала чемодан.
Мимо них тоже шли люди с чемоданами. Некоторые держали за руку таких же маленьких детей, как Марик. Хотя он-то как раз не такой уж и маленький. Ему исполнилось шесть лет, а это, между прочим, не так уж и мало.
Люди шли по мостовой, а по обеим сторонам, по тротуару, направив дула автоматов к ним, шли немецкие солдаты, временами что-то выкрикивая на непонятном языке.
Кроме немцев, на тротуаре стояли другие люди.
-Куда их?- спросил какой-то старик полную женщину в белой праздничной косынке на голове.
-Да кто же их знает?- ответила та- Сгоняют куда-то еврейчиков-то наших. И на кой им они?
-Ну, как на кой? Значит надо, раз сгоняют. Просто так сгонять не будут...
Бредущая по мостовой толпа завернула за угол и тут Марик увидел тетю Нину Селезневу:
-Осиповна!- кричит она-Осиповна, слышь! За комод не переживай, все как договорились. Если что верну!
И тут Марика как током ударило. Комод! Там же краски! Ну, конечно! Как он мог забыть?! Он с силой вырвал свою руку из бабушкиной ладони и рванулся назад, к дому:
-Марик!- закричала бабушка- Марик! Нет!!!
-Я сейчас вернусь...- успел ответить тот, но короткая автоматная очередь заглушила его крик и вообще все звуки, которые Марик слышал всего секунду назад.
И Марик умер.
Марик умел рисовать голубое небо с облаками, деревья с зелеными листьями, траву, песчаную дорогу, оранжевое солнце и вообще, он умел рисовать почти все.
Марик хотел бы стать художником. Но он был всего лишь маленьким мальчиком. Хотя ему было шесть лет, а это, между прочим, не так уж и мало. Было шесть лет. Было.

[Жануся]

БОТИНКИ
Виолетта Пальчинскайте
(пер. Г. Кановича)

Зеленые туфельки, черные боты
Ботинки искусной и грубой работы,
Ботинки любого размера и цвета,
Ботинки из тюрем,
Ботинки из гетто,
Ботинки танцоров,
Портных и ученых,
На голод и муки,
На смерть обреченных.
Ботинки сожженных,
Задушенных газом.
Горою лежат...
Не охватишь их глазом.
Им снятся еще в полумраке дороги.
Им снятся босые и крепкие ноги.
Им снятся подъемы,
И спуски,
И пляски...
Над ними плывут облака без опаски,
Летят журавли и висят наутинки
Ботинки, ботинки, ботинки, ботинки.

[pornocrat]

del. не туда скопипастил.